Статья:

Мама говорит, что нужно куда-то идти, а малыш не хочет. Мама отходит немного, оборачивается и говорит: “Ну все, я пошла! Если ты со мной, то догоняй. Я тебя ждать не буду”.

Дальше события разворачиваются по одному из двух вариантов.

Вариант первый: ребенок плачет, потому что ему страшно, что мама действительно сейчас уйдет и оставит его одного. Он протестует против этого факта вполне законно: разве такое может случиться? Разве это нормально? Разве может мама бросить меня где-то, даже если я не хочу сейчас идти за ней? По его логике — нет. Да и мама, конечно же, не уйдет и не оставит его. Но он воспринимает слова серьезно и ему горько от выводов, которые из этих слов следуют. Эта горечь очевидна: часто в таких случаях малыш не идет, но плачет. Или пытается догнать и плачет.

Вариант второй: ребенок вообще не реагирует на этот ультиматум: он занимается дальше своими делами, а мама как попугай говорит одно и то же, постепенно переходя на все более изысканные угрозы, начинает злиться и в конце концов либо уводит ребенка силой, либо ждет, когда малыш таки пойдет за ней, параллельно абсолютно теряя самообладание со всеми вытекающими. В первом варианте малышу трудно принять как факт такие отношения: если я не сделаю это, мама меня бросит. Во втором варианте ребенок, скорее всего, по своему опыту знает, что мама никуда не денется, что она пускает слова на ветер.

Очень редко мне приходилось наблюдать ситуации, когда малыш безропотно бросает свое занятие и делает то, что просит мама. Со стороны такое поведение выглядит послушным и вызывает взгляды одобрения, но мне в такие моменты всегда становится грустно: “Ожиданиям лучше соответствовать, иначе меня бросят”. Я так подробно описываю этот пример, потому что хочу показать, насколько проигрышно прибегать к манипуляции в отношениях с детьми. Разве хоть один из вариантов, независимо от итога, хорош?

Суть таких манипуляций в том, что взрослый нарочно приписывает себе какие-то действия или эмоции, которые на самом деле не существуют или не произойдут, с ожиданием того, что эти действия или эмоции повлияют на поведение ребенка в желаемую для родителя сторону.
Так родители говорят, как сильно у них болит рука, когда малыш случайно ударил игрушкой. Как им больно и плохо от того, что малыш не съедает суп. Как безмерно бабушка расстроилась от того, что ребенок не захотел разговаривать по телефону, и так далее. Мы постоянно преувеличиваем свои чувства и грозимся сделать то, что никогда не сделаем, чтобы дети усваивали какие-то уроки: нужно быть аккуратнее и не бить других, нужно кушать полезный суп, нужно уважать бабушку.

Но разве у нас нет других способов объяснить это детям? А потом из этих детей (а может, мы и сами такие?) вырастают взрослые, которые манипулируют друг другом. Мы делаем друг другу больно, раним словами, в сердцах говорим о самых страшных вещах для того, чтобы добиться извинения или выгодных для себя решений. Нам кажется, что чем острее стрелы, которыми мы стреляем, тем большее желание любить и оберегать, допустим, возникнет у нашего партнера. То есть, мы раним, по сути, для того, чтобы нас любили сильнее, чтобы о нас заботились больше, чтобы демонстрировали нежность чаще. Мы говорим безумно обидные слова, потому что в ответ хотим услышать признания, извинения, обещания. И тут откликается эхом мамино: “Я не буду тебя любить, если ты не будешь соответствовать”, вступает в силу обусловленный личным опытом принцип: “Надо надавить на самое больное, чтобы добиться желаемого”.

Думаю, нам так не просто сказать прямо о своих потребностях и желаниях, не прибегая к накалу страстей, потому что в детстве нас, в основном, растили методом манипуляций. Время было таким. А мы просто хорошо усвоили принцип: “Если хочешь добиться выгодного для себя поведения или результата, прибегай к угрозам, манипуляции”. Если мы хотим, чтобы стало хорошо — говорим о том, как нам безумно плохо, апеллируем к чувству вины, унижаем — с тем, чтобы “униженному” хотелось подняться.

Мы так сильно сами запутываем жизнь, что это просто поразительно! Для нас противоестественно выражать свои потребности просто: “Я хочу этого по такой-то причине. Я чувствую это, поэтому веду себя так.” Мы уже выросли, но используем манипулятивную модель, жертвами которой были в своем детстве, по отношению к другим взрослым. Но они же не дети, с ними это “не работает”. По факту, вызывает злость и раздражение. Или игнорирование, как во втором варианте развития событий, который я описала. Наши манипуляции не воспринимают всерьез и тогда злимся мы. Инцидент, который вызывает ситуацию, решается гораздо сложнее, чем мог бы решиться, если бы мы говорили честно и прямо, как есть.

Я веду к тому, что родителям очень важно отслеживать то, что они говорят своим детям. Слова, они чаще всего не просто слова. Не для наших детей, во всяком случае. Если мы не хотим, чтобы, став взрослыми, они запутывали себя и других, не перли как танк, разрушая основы отношений, все что нам нужно — не давать им этот пример, не учить их такой модели взаимоотношений. Практически: адекватно выражать свои чувства, не торговаться по принципу “если… то...”, не угрожать и не ставить ультиматумы.

По-другому все это обозначается словом уважение. Если мы будем относиться к своим детям с уважением, оно станет неотъемлемой частью их личности. Тут, наверное, возникнет вопрос: “Ну вот они вырастут, такие хорошие и с уважением, а мир-то совсем другой, в мире в основном игра идет по другим правилам”. Я отвечу на него так: мы притягиваем к себе людей, которые близки нам по духу. И я верю в то, что став взрослым, мой сын притянет к себе других таких взрослых, которые будут играть по общим с ним правилам — и немного изменят мир к лучшему!

Мораль сей басни такова — надо беречь чувства друг друга. Если мы будем прислушиваться к детям — они будут прислушиваться к нам. Если мы будем уважать их маленький мир, полный непонятных нам желаний и эмоций, — они будут в ответ уважать наш, в котором мама может устать, и простое, но обязательно честное, “я устала, пожалуйста, давай сейчас пойдем домой” будет услышано без надобности в манипуляции.