Статья:

Играем с младшей дочкой. Вдруг она спрашивает: «Пап, а у всех мальчиков длинные письки?» Я на мгновенье задумался: ей четыре года, не рано ли про письки? Тут же сам себе отвечаю: не рано, нормальный интерес. Основной, что уж там, инстинкт. Да, говорю, у всех. Кира оживляется: «И у Васи? И у Коли?» Это она про мальчиков из детского сада. Да, говорю, конечно. Дальше Кира принимается перечислять всех знакомых мужчин. И тут я чувствую: неудержимо краснею. Я, дядька пятидесяти лет, который уже вырастил двух детей, который по образованию педагог, а по убеждениям – демократ… И я краснею от простенького вопроса четырехлетней дочки.

Мы не слишком умеем говорить с детьми об этом. По крайней мере, отцы. Один мой друг, человек больших знаний и вполне либеральных убеждений, как-то меня огорошил. Мы заговорили о сексуальном просвещении, а его сыну тогда было как раз года четыре. И этот мой широко образованный друг произносит решительно: «Нет, я не буду с ним ни о чем таком говорить! Не хочу! Пусть узнает на улице, пусть где угодно, но я говорить не буду».

Я, признаться, опешил. Как так? Но с другой стороны: никакой трагедии. Все узнают об этом рано или поздно всякими способами. В конце концов, это знание неизбежно. Сын этого моего друга уже совсем взрослый и, как я могу видеть, с девушками у него все хорошо. И к папе нет никаких претензий: «Почему ты меня не предупредил, что девочки устроены совсем иначе?» Разобрался как-то.

Я опросил многих родителей и выяснил, что почти никто с детьми об этом не говорил. Или если вынуждали обстоятельства.

Одна подруга рассказала, как ее восьмилетняя дочь пришла из школы и заявила: «Мама, я знаю, что такое секс!» К счастью, мама отреагировала совершенно спокойно: «И что же?»
Дальше дочь пересказала версию одноклассницы: там было что-то про «змейку, которая попадает в норку». Маме пришлось объяснить человеческим языком про «змейку» и «норку». Дочь не была шокирована.

Вообще тут самое главное – всегда быть готовым. Дети могут задать вопрос в любой момент. Если, конечно, с родителями доверительные отношения. Когда-то я наслушался от ребят во дворе, чем по ночам занимаются родители. Мне тоже было лет восемь. И мне совсем не понравилось «занятие» родителей. Для нас, люблинских детей, это было чем-то грязным, совсем непристойным. И вдруг – родители? Папа и мама? Эти добрые, светлые люди? Короче, я был потрясен. И после долгих моральных терзаний осмелился спросить свою маму. Причем, сформулировав именно так, как услышал: «А правда, что родители е…тся?» Никак иначе мы это «страшное» дело не называли. Конечно, точных объяснений мамы я не помню. Но общий смысл: этим занимаются все, это природа, это прекрасно и не надо использовать такое ужасное слово.

Только, черт побери, других слов в нашем богатом языке, по сути, и нет. Много позже возник глагол «тра*ься». Противный, но терпимый. Еще позже – «заниматься любовью», как калька с английского make love. Но это особенности русской лингвистики, тут ничего не поделать. Однако мама тогда, весенним вечером 1974 года, все сделала правильно. Да, я был удивлен несказанно: «И даже собачки это делают? И даже жучки-паучки?» Да, говорила мама, мы все так устроены. Я пережил легкий стресс, но моя картина мира стала полноцветной и даже 3D. Больше мы с мамой никогда о сексе не говорили. Только потом уже о любви, когда начались мои подростковые метания.

Но что я о себе? Это было в доисторическую эпоху, когда еще советские динозавры ходили по улицам и слово «секс» звучало как выстрел в ночи. Не было правильных книг, не было интернета, ничего не было, одно тупое телевидение.

Другой мой приятель рассказал, что он принес своим сыновьям книжку на английском, про «это дело». Сам ничего не объяснял, но те заодно язык узнали получше. Да и книжки сейчас уже не нужны, если только для самых маленьких, как моя Кира. Все знания добываются в сети. Тут родители-пуритане закричат: «Нельзя, там плохому научат!» Слушайте, секс – это совсем не плохо, ответственно вам заявляю. Пусть узнают в интернете. Это ничем не хуже моих шокирующих знаний из люблинского двора. Ну а фильтр на порнографию, наверняка, у всех имеется.

Если мы не умеем или не боимся, зачем себя мучить? Как сказал еще один мой друг, «какой бы ты не был продвинутый – при этом все равно себя чувствуешь идиотом».

Но я точно знаю, чего нельзя делать.

Нельзя садится рядом с ребенком и говорить: «А сейчас я расскажу тебе о сексе…» Вот это точно лишнее.
Тут ребенок и посмотрит на тебя как на идиота. Говорить надо, только когда спрашивают. Если не спрашивают – то и не надо.

Теперь уже закричат передовые родители: «В Европе и Америке объясняют, а мы что?»

Отвечу. Мы в России. У нас вековая культура стыдливости. Плоха или хороша, но она в нашей ДНК. Поэтому и слов подходящих до сих пор нет. Либо выспренный «фаллос», либо то самое, из трех букв. Ну еще «член». Тоже нелепое слово. «Писька» звучит лучше всего, как ни смешно. Нигде в нашей великой литературе вы не найдете описание секса. Даже у «развратного» Бунина все очень невинно. Набоков не в счет, это был уже американский писатель. Поэтому мы не умеем и побаиваемся всего этого.

Ничего страшного. Спросят – отвечайте. Кстати, мои старшие дети никогда не спрашивали – ни меня, ни маму. И сейчас я вижу: вполне обошлись без нас. И счастливы со своими возлюбленными.