Статья:

Несколько месяцев назад, когда я с трудом пыталась найти в своем диком графике время на свою книгу, коллега порекомендовал мне книгу о привычках и распорядке дня талантливых людей. Но вместо вдохновения, на которое я рассчитывала, меня в историях этих гениев – в основном мужчин – поразили не их привычки и распорядок дня, а привычки и распорядок дня женщин в их жизни.

Их жены оберегали их покой, их служанки и экономки готовили им завтрак или кофе в удобное им время, их няни и гувернантки занимали их детей. Марта Фрейд не только раскладывала для Зигмунда приготовленную одежду каждое утро, она даже выдавливала пасту ему на зубную щетку. Селеста, служанка Марселя Пруста, не только приносила ему каждый день кофе, круассаны, газеты и письма на серебряном подносе, но готова была часами его слушать, если ему хотелось поговорить. Некоторые женщины были упомянуты только за то, что они выносили: например, жена Карла Маркса, не упомянутая даже по имени в книге, жила в полной нищете с тремя детьми, выжившими из шести, пока он писал свои труды в Британском Музее.

Композитор Густав Малер женился на подающей надежды талантливом молодом композиторе Альме, после чего запретил ей сочинять музыку под предлогом того, что в семье может быть только один композитор. Вместо этого ее задачей стало поддержание полной тишины в доме. После утреннего плавания он подзывал Альму свистком, и она должна была сопровождать его на длинных молчаливых прогулках, в процессе которых он в голове сочинял музыку. Она часами сидела на бревнышке или на траве, не беспокоя его. «Во мне разгорается такая мучительная борьба, - писала она в своем дневнике, - и униженное мечтание о том, что будет человек, который подумает ОБО МНЕ, который поможет и МНЕ найти себя в жизни! Я низведена до прислуги!»

В отличие от мужчин, которые жили так, будто право на личное время им даровано от рождения, распорядок дня и возможности того небольшого количества женщин – художников, которые упоминаются в книге, были ограничены их обязанностями по уходу за домом и детьми. Жорж Санд работала по ночам - привычка, обретенная ею еще в детстве, когда ребенком она была вынуждена заботиться о больной бабушке. Время на книги Франсин Проуз было ограничено школьным автобусом. Алис Монро писала «урывками» между заботой о детях и уборкой. А Майя Ангелоу работала только тогда, когда сбегала из дома и запиралась в соседнем отеле, где она могла без прерываний думать, работать и писать.

Даже Энтони Троллоп, ставший известным тем, что писал 2000 слов до 8 утра каждое утро, научился этому у матери, которая начала писать на заказ в 53 года, чтобы поддержать больного мужа и 6 детей. Она вставала в 4 утра и заканчивала работать как раз ко времени, когда нужно было подавать семье завтрак.

Я думаю о всех тех книгах, картинах, симфониях, научных открытиях, философских трактатах, которые я изучала в школе. Почти всегда авторами были мужчины. Дирижер Зубин Мехта как-то сказал: «Не думаю, что женщинам стоит играть в оркестре», - как будто бы у них не было ни характера, ни таланта. (Слепые прослушивания положили конец этой идее). Я думаю об интервью Патти Скэльфе, в котором она рассказала, насколько сложно было для нее сочинять музыку для ее сольного альбома, потому что дети постоянно ей мешали и требовали внимания так, как они никогда не мешали их отцу, Брюсу Спрингстину. И меня поражает вот что: дело не в том, что у женщин не было способностей, чтобы внести свой вклад в мир искусства.

У них не было времени.

Личное время у женщин постоянно разрывали и прерывали всю их жизнь, ритм их дня подчинялся Сизифому домашнему труду, воспитанию детей и уходу за родственниками – то, что поддерживает семью и общество. И если для создания чего-то серьезного требуется длинные, непрерываемые отрезки времени для концентрации, времени, в котором ты сама можешь выбирать, как им распоряжаться, времени, которым ты управляешь – на такой дорогой подарок женщины не могли рассчитывать никогда, по крайней мере - не получив упрек в невероятном эгоизме.

Даже сегодня, когда такое огромное количество женщин работает и зарабатывает, женщины по-прежнему тратят на работу по дому и уход за детьми времени как минимум в два раза больше (а иногда намного больше) в сравнении с мужчинами. Одно из исследований 32 семей в Лос-Анджелесе показало, что непрерываемое личное время для большинства матерей в среднем не превышало 10 минут за отрезок. В другом исследовании дневных ритмов женщин в науке, социолог Джойя Мисра и ее коллеги обнаружили, что рабочий день женщины-профессора намного превышали рабочий день их коллег, если включать туда неоплачиваемый труд дома. При этом мужчины и женщины проводили на оплаченной работе одинаковое количество времени, но время женщин и на работе было постоянно прерываемо, разбито, фрагментировано с непропорциональным объемом дополнительного организационного и обслуживающего труда, помощи коллегам, менторства, обучения, поддержки новичков и так далее. Мужчины проводили длинные, непрерываемые отрезки времени, имея возможность думать, заниматься исследованиями, писать, создавать и публиковаться – продвигая собственное имя, собственные идеи в мир.

Торстен Веблен в своей книге «Теория Праздного Класса» пишет, что всю историю людьми, имеющими возможность выбирать и контролировать свое время, были высокостатусные мужчины. Буквально на второй странице он исключает женщин, указывая, что они, вместе со слугами и рабами, всегда были ответственны за тяжелую работу, которая позволяла высокостатусным мужчинам иметь время «подумать свои великие мысли». Феминистические исследователи указывали, что у женщин было свое, невидимое, праздное время – приятное, но продуктивное и общественно допустимое, как, например, кружки шитья, совместная заготовка консервов, книжные клубы. Но чистое праздное время, время, которое можно потратить просто на себя – это во всех смыслах бесстрашный вызов подпольного сопротивления. Возможно, доступный только, как пошутил один из исследователей, если вы, как писательница, композитор и философ Хильдегард фон Бинген, стали монахиней.

Феминистические исследования также обнаружили, что многие женщины не чувствуют, что они заслужили время для себя, в отличие от мужчин. Им кажется, что это право нужно каким-то образом заработать. И единственный способ это сделать – это дойти до конца бесконечного списка дел «ежедневные заботы», как пишет в своей новой книге «Убийцы мечты всей жизни» Мелинда Гейтс. В самом деле, я пыталась найти время, чтобы сесть и написать эссе около четырех месяцев. И каждый раз, когда я за него садилась, я получала паникующий звонок или письмо от мужа, сына, дочери, от моей мамы, которая путалась в документах после недавнего вдовства, от кредитной компании, от механика с какой-то срочной поломкой, или что-то еще, что требовало немедленного внимания, дабы предотвратить очередную катастрофу.

Я помню, как интервьюировала психолога Михали Чикзентмихали, прославившегося вводом в науку термина «поток», пикового переживания, в котором человек настолько погружен в значимое и увлекательное дело, что время, по сути, исчезает. Именно нахождение в потоке считается необходимым для того, чтобы художник или писатель создал что-то ценное. Я спросила его, была ли в его исследованиях возможность увидеть, имеют ли женщины шанс быть в состоянии потока столько же, сколько мужчины. Он задумался на минуту, а потом рассказал мне историю женщины, которая потеряла счет времени, пока гладила рубашки мужа.
Поэт Элеанор Росс Тэйлор жила всю свою жизнь в тени мужа, писателя и обладателя Пулитцеровской премии, профессора Питера Тэйлора. «Многие годы я говорила своим стихам «уходите, у меня сейчас нет на вас времени», - рассказала она в интервью в 1997 году. «Но во многом это была лень. Если очень хочется писать, ты пишешь. Но в доме у меня всегда было чисто, и полы натерты воском».

Я испытываю чувство невероятной потери великих, ненаписанных стихов, которые были менее важны, чем натертые полы. И долгое время я думала, что ожидания, что полы важнее, и другие важнее, и что именно она должна их натирать - эти ожидания и держали эти ненаписанные стихи внутри нее, как пружину, сдавленными, как пишет Майя Ангелоу, так сильно, что это вызывает физическую боль. Но возможно дело не только в ожиданиях, а в том, что женщины чувствуют, будто они не заслуживают времени для себя, или столько времени для себя, чтобы оно было длинным и его не прерывали. Возможно, мы ставим свои нерассказанные истории в конец очереди, потому что чувствуем, что они не стоят того, чтобы их слушали.

Писатель В.С. Найпол считал, что ни одна женщина-писатель не сравнится с ним, что женская проза «слишком сентиментальна», женский взгляд на мир «слишком узок», потому что, ну вы же понимаете, переживание жизни – оно же по умолчанию мужской опыт. И я думаю: а если бы женщина написала подробный роман в шести томах о своей жизни, получила бы она такое же внимание и международное признание, как норвежские писатель Карл Уве Кнаусгаард, автор романа «Моя Борьба»?

Вирджиния Вульф как-то написала фантастическое сочинение, воображая, что было бы с Шекспиром, если бы он был рожден женщиной, или если бы у него была такая же талантливая сестра. (подумайте о юном даровании Наннерль Моцарт, чьи ранние сочинения ее брат Вольфганг называл «прекрасными», но которые были потеряны или остались похоронены внутри нее, так и не написанные, когда она исчезла в обязательном нежеланном браке).

Мисс Шекспир, пишет Вульф, не имела бы времени и возможности развить свой гений – ее бы не пустили в школу, оставили бы работать на кухне, выдали бы замуж подростком и избивали бы, если бы она сопротивлялась. В истории Вульф сестра Шекспира, несмотря на свои дарования, сошла с ума, запершись в заброшенном доме в лесу, с клеймом ведьмы.

Но это не конец истории. Вульф вообразила, что в далеком будущем будет рождена женщина-гений. Ее способность раскрыться в своем таланте, ее чувство, что ее голос, идеи, видения стоили того, чтобы их выразить – будут зависеть от того, что за мир мы создадим. «Она придет, если мы создадим ей такой мир», - писала Вульф.

Я не смею утверждать, что в чем-то гениальна. Но иногда мне снится, что сижу в темной комнате за столом, а напротив меня сидит другая версия меня, свободная, никуда не торопящаяся, и пьет чай. «Жаль, что ты так редко заходишь в гости», - говорит мне она. И тогда я думаю, может быть эта полуночная боль, оседающая страхом в районе солнечного сплетения, живет там не только потому, что у меня так мало непрерываемого времени, но и потому что я боюсь, что скрытое во мне – не стоит того, чтобы быть рассказанным. Возможно, я не хочу встречаться именно с этим осознанием в темной комнате, которая мне так часто снится.

И я думаю: а что если бы мы постарались и создали мир, в котором сестры Шекспира и Моцарта или любые другие женщины могли бы расцвести. Что было бы, если бы мы решили, что женщины заслуживают иметь время удалиться в свою темную комнату, и остаться там за столом столько, сколько им хочется? Что если бы мы чаще встречались с собой, пили бы с собой чай, слушали бы свои скрытые истории, наблюдая, как они расправляются, как пружина, и зная, что они ценны, потому что они – настоящие? Мне бы хотелось посмотреть, что случится потом